Общая психопатология. Том 1 - Евгений Васильевич Черносвитов

сменяющих друг друга «горячими точками биографии». При этом, мужская «tragodia» и женский «бальзаковский возраст» – это т только одна «точка».

3) Как род, вид и индивид.

4) Как «некто» в бидоминантности «Я – Ты», и бимодальности «Я – мое тело».

Будучи в «состоянии толпы», субъект теряет необходимость аутоидентичности и аутоидентификации для всех данных ипостасей. Он отождествляет себя с «Мы». Тоже происходит и в «измененных состояниях сознания» (Ultima fula). Смысл переживаний состояния Tat Twam Azi – «Мы» вместо «Я».

К настоящему времени накоплено много доказательств коммуникативной (и коммутативной) сущности сознания. От физиологических до феноменологических. От нормально физиологии до Общей психопатологии. Мистики называют состояние «Мы» – «обретением „Я“ своего астрального двойника», по образу и подобию которого «Я» сотворено. Кельты считали, что «Мы» возникает в инобытие лишь тогда, когда «Я» еще вернется к своему земному существованию. Если же не вернется «Я» к «себе», то «Мы» распадется! Однояйцовые близнецы знают, что это такое: «Я всегда вижу тебя, когда смотрю в зеркало». «Проводы умирающего», по-кельтски, уничтожившие в зародыше экзистенциальные заигрывания со Смертью гуманистическими психологами, раптус, возникающий у живого человека, гримирующего себя под рядом находящегося мертвеца.

Итак, мы рассмотрели главное, без чего невозможно понять, не мистифицируя, реальность или Общую психопатологию «измененных состояний сознания». Раскрывая содержание «измененных состояний сознания», в настоящее время, чтобы не опуститься до вульгаризма, все еще необходимо придерживаться Вед, учения о Брахмане и Атмане и Упанишад, начиная с четырнадцатой упанишаде. (Первый ее удачный перевод принадлежит Е.В.Черносвитову. (См. «Формула смерти». Издание 3-е.)) «Мы» и есть единство Брахмана и Атмана.

Но, современный научный опыт познания «измененных состояний сознания» гораздо богаче Вед. Так, учения о функциональной асимметрии, индийская философия не знает. А без него – немыслимо раскрытие ни одного «измененного состояния сознания» в рамках современной науки.

Е) Чуринга – ключ к пропедевтике альтернативных состояний сознания обыденной жизни и юридической психологии

Чуринга – тотем австралийских аборигенов и брэнд современных торговцев футболками. Здесь пойдет речь исключительно о тотеме.

«В полдневный жар в долине Дагестана…»

(М. Ю. Лермонтов. «Сон»).

«Неожиданно из леса донеслось рычанье, ворчанье,

хрипенье, шипенье, сопенье, будто там притаился

паровоз или, что вернее, хищный зверь!

– А тигры и львы тоже тут водятся? – с опаской

спросила Алиса.

– Это, – и Тик кивнул в сторону леса, Черный

Король похрапывает.

– Пойдем полюбуемся! – крикнули оба брата и

потащили Алису за собой.

Король спал совсем неподалеку.

– Смотри, какой симпатяга! – шепнул Тец.

По правде говоря, Черный Король таким уж

симпатичным Алисе не показался. Он лежал

скрючившись. В мятом халате и засаленном

ночном колпаке Король был похож на узел со

старым тряпьем. И храпел так, что голова его

сотрясалась.

– От такого храпа до сотрясения мозга недолго,

– заметил Тец.

– Боюсь, не простудился бы, – заботливо

сказала Алиса. – Трава уже сырая от росы.

– Ничего. Зато он смотрит сон, – сказал Тик.

– Догадайся, что ему снится?

– Этого никто не может угадать, —

ответила Алиса.

– Ты! Ты ему снишься! – закричал Тик и

радостно захлопал в ладоши. – А когда он

проснется, ты знаешь, где будешь?

– Там, где и сейчас, – пожала плечами Алиса.

– А вот и нет! – злорадно завопил Тик. – Ты

исчезнешь вместе с его сном!

Потому что ты и есть его сон.

– Стоит Королю проснуться, – добавил

Тец, – и ты – тю-тю! – растаешь, как

дымок от потухшей свечки.

– Неправда! – рассердилась Алиса. – Я

никогда не исчезну! – Тут она лукаво

глянула на вредных пузанов и спросила:

– Допустим, я только сон. Но кто же

тогда вы?

– То же, что и ты, – спокойно ответил

Тец.

– Я и он – тоже сон! – завопил вдруг

радостно Тик.

– Тшш! – прошептала испуганная Алиса.

– Король проснется.

– Тебе откуда знать, когда он проснется,

– вредничал Тик, – ты же там, у него

во сне. Думаешь, ты и в самом деле

ВСАМДЕЛИШНАЯ? А вот и нет!

– Всамделишная! – топнула Алиса. —

Всамделишная! – И вдруг заплакала.

– Плач не плач, – продолжал

ехидничать Тик, а слезами делу не

поможешь.

– Если бы я не была

всамделишная, то я бы не умела

плакать, – сказала Алиса,

вытирая слезы и пытаясь

улыбнуться: стыдно плакать из-

за чепухи!»

(Льюис Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье»).

«А теперь, котик, хорошо бы сообразить, кому приснился весь этот сон, – обратилась Алиса к черному котенку. – И перестань играть со своей лапкой, дурашка. Я тебе серьезно спрашиваю. Ведь сон мог присниться и мне, и Черному Королю. Понимаешь, он был в МОЕМ сне, но и я была в ЕГО сне. Вдруг и вправду все это приснилось Черному Королю?.. Чей же все-таки это был сон?»

Сорок лет до Льюиса Кэрролла, этот же вопрос задал Лермонтов:

«В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижен я;

Глубокая еще дымилась рана,

По капле кровь точилася моя.

…Но с пал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне.

Меж юных жен, увенчанных цветами,

Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той;

В его груди дымясь чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струей».

В загадке Лермонтова-Кэрролла ключ к пониманию миросозерцания австралийских аборигенов. Уникальной системы взглядов, к необходимости осмысления которых, привели чрезвычайно актуальнейшие феномены современного социального бытия. Эти феномены имеют глобальное значение.

Дело в том, что традиционные, научные и эзотерические методы (и аксиомы) психологии и Общей психопатологии, как показали многолетние попытки их применения к данным феноменам, оказались неэффективными. Мы имеем в виду, прежде всего:

немотивированные серийные убийства,

современных «камикадзе» (где этнический фактор все меньше и меньше заметен),

современные секты и многочисленные общества, вполне интеллигентных и вменяемых граждан, собираемые «мессиями» (типа Григория Гробового),

узников квартир и пожирателей объедков (и прочих социопатов),

размножение и расцвет, узаконенных цивилизованными обществами, перверсий (не только сексуальных),

юридические «казусы», вроде «дела полковника Буданова»,

немотивированные самоубийства и членовредительства, все четче проявляющуюся тенденцию к саморазрушению (аутоагрессию), не только в сфере индивидуального сознания, но и сознания общественного;

бытовые наркомании, токсикомании и серию всевозможных иных маний («поклонников» кроссвордов, «гаррипоттеров», «дозоров» и т.п.);

толпы и массы девиантных и делинквентных субъектов, формирующих некую теневую армию, роту, (в ее истинном смысле), или «пятую колонну».

Проблема видна невооруженным глазом: мы давно живем в мире сограждан, чьи поступки, поведение и образ жизни девиантны и делинквентны, если их не считать «обыденными» феноменами Общей психопатологии! С одной стороны, с точек зрения Общей и Судебной психопатологии, эти сограждане вменяемы. С другой стороны, с точек зрения юридической и обыденной психологии, действия данных граждан непонятны (прежде всего, потому, что немотивированны). Общество породило некоего коллективного мутанта. Субъекта, находящегося в постоянном состоянии никак необъяснимого «сомнамбулизма». Альтернативное (нормальному) сознание (формы сознания), о котором во второй половине предыдущего столетия еще робко говорили философы-экзистенциалисты и гуманистические психологи, стало обыденным, массовым и разноликим социальным феноменом: «И сам я сон, который снится кому где-то в стороне!» (М. М. Достоевский). Правда, давным-давно, Лев Шестов заявил о грядущем апофеозе бессмыслицы! Но, кто его тогда услышал?

Действительно, кто кому снится: мы, граждане, (чьи поступки мотивированы и понятны) этому «коллективному мутанту», или он нам? А, может быть, мы находимся в «его сне», а он – в нашем?